Степан Калмыков: Ценой схватки за власть «Модогоев vs Филиппов» стал университет
АРД представляет отрывок из книги мемуаров известного деятеля науки и политики Степана Калмыкова. Почему в Улан-Удэ не открыли университет в 60-70-е годы?
Воспоминания Калмыкова С.В. раскрывают историческое значение создания в Бурятии классического университета с точки зрения усиления позиций России на образовательном, культурном и экономическом пространстве восточной Евразии, а также историю становления политической системы Бурятии в конце XX – начале XXI века.
Из книги: Калмыков С.В. «Университет Байкальской Азии: время созидания», Улан-Удэ, 2020
Часть III, здесь часть I, часть II, часть IV, часть V, часть VI, часть VII, часть VIII, часть IX, часть X, часть XI
Почему не открыли университет в Улан-Удэ в 60-70-е годы?
Мог бы у нас в Улан-Удэ в 60-70-е годы появиться свой университет? Конечно, мог бы. Более того, сегодня даже трудно объяснить, почему этого не произошло.
Потому, что все объективные предпосылки для этого были. Были кадры для университета, была образовательная база – старейший в республике вуз, Бурятский государственный педагогический институт имени Доржи Банзарова со своими традициями, с большим количеством факультетов, своей материальной базой, которая создавалась в течение 40 лет. В Улан-Удэ было пять научно-исследовательских институтов Сибирского отделения Академии наук СССР. Имеющиеся в Улан-Удэ три других вуза также могли стать в какой-то мере источником кадров для университета, как главного вуза республики.
И было, наконец, желание населения Бурятии иметь свой университет. Это желание опиралось на глубокие традиции получения образования в бурятских семьях, где даже до революции старшего сына обязательно отдавали учиться в буддистские школы, в целом престижно было иметь в семье ученого ламу или образованных детей, получавших образование в училищах, семинариях или гимназиях, университетах.
Поэтому и в советское время Бурятия в целом отличалась от других регионов наличием довольно внушительной образованной прослойки населения, находилась на верхних строчках по статистическим показателям, касающимся образования, в частности, по числу лиц с высшим образованием на тысячу человек населения республики.
Нужно сказать, что в некоторых других регионах университеты создавались в гораздо худших условиях. В 70-80-е годы многими моими коллегами в Москве и в других регионах не раз отмечалось, что по уровню подготовки выпускники Бурятского пединститута, в первую очередь гуманитарных факультетов, отличаются в лучшую сторону от выпускников некоторых провинциальных университетов.
То, что университет в Бурятии не был создан на второй «советской» волне, когда все шло именно к этому, объясняется, на мой взгляд, в большей степени позицией первого лица республики - Андрея Урупхеевича Модогоева (первого секретаря Бурятского обкома КПСС – АРД). Он никогда не высказывался против создания университета, но внутренне почему-то сопротивлялся этому, а главное, не предпринимал никаких активных мер. В наши дни, имея возможность посмотреть на это более спокойно, взглядом аналитика, можно найти несколько причин, определивших такую позицию Андрея Урупхеевича.
В первую очередь, у него вызывало определенную тревогу то обстоятельство, что ни кто иной, как Василий Родионович Филиппов, предшественник Модогоева на посту руководителя республики, инициировал следующие процессы. Это и открытие в Улан-Удэ в начале 60-х годов новых вузов (ВСТИ, ВСГИК), и расширение базы уже имевшихся здесь педагогического и сельскохозяйственного институтов, и, наконец, подготовка общественного мнения к тому, чтобы признать необходимость создания университета в Улан-Удэ.
После несколько скандальной отставки Филиппова, причиной которой был стандартный «джентельменский» набор обвинений со стороны недругов, как водится, в «национализме», «нойонстве», «невнимании к развитию промышленного потенциала республики», коньком Модогоева стали следующие вещи. Андрей Урупхеевич в своей деятельности сознательно делал упор на хозяйственно-промышленный актив, активно занимался строительством, создавал себе имидж «хозяйственника», «человека дела». В дальнейшем он, чтобы, как обычно, не прослыть «националистом» (это «карма» всех руководителей-бурят), пошел на значительное сокращение преподавания бурятского языка в школах республики.
В то же время Андрей Урупхеевич достаточно ревностно следил за деятельностью Василия Филиппова, который ушел сначала на пост ректора Бурятского сельхозинститута, сильно поднял его за несколько лет, а затем, после реорганизации Бурятского комплексного НИИ СО АН СССР в Бурятский филиал СО АН СССР с несколькими институтами, возглавил это научное учреждение.
В последующие годы Бурятский научный центр, в том числе, и после ухода оттуда Филиппова, стал рассадником «крамольных идей» и своего рода моральной оппозицией для всех без исключения руководителей республики – самого Андрея Модогоева, Анатолия Белякова (особенно остро), Леонида Потапова и Вячеслава Наговицына.
Идея создания Бурятского университета исходила именно из этой среды, явно поддерживалась самим Василием Родионовичем Филипповым, а затем и его преемником Марксом Васильевичем Мохосоевым, членом-корреспондентом Академии наук СССР. В начале 70-х годов Филиппов нашел Мохосоева, который в это время был деканом в Донецком госуниверситете, и пригласил его работать в Бурятию. Может быть, Маркс Васильевич и должен был быть первым ректором университета?
Нельзя сказать, чтобы все это нравилось Андрею Урупхеевичу, который видел постоянную угрозу со стороны Филиппова. Особенно в первые годы своего правления. Естественно, расширять базу поддержки своего конкурента у Модогоева не было никакого желания. Этим объясняется и задержка строительства главного корпуса пединститута, и в целом его неактивные, можно сказать, никакие шаги в направлении создания университета.
Кроме того, сам Андрей Урупхеевич, справедливости ради, очень достойно проявивший себя как строитель и хозяйственник, испытывал некий комплекс неполноценности, общаясь с представителями академической и университетской среды. Поскольку он сам делал карьеру на практической работе, не придавая особого значения получению образования и учебе вообще.
Модогоев в свое время закончил только лесотехнический техникум, а диплома об окончании обычного вуза вообще не имел. С молодых лет его средой была комсомольская и партийная среда. В годы войны он был первым секретарем Бурятского обкома ВЛКСМ, далее продвигался исключительно по партийной и советской линии. В годы правления Василия Филиппова он был его премьером – председателем Совета Министров Бурятской АССР и исполнял задания Филиппова. Для продвижения партийной карьеры Модогоев со временем окончил Высшую партийную школу (ВПШ) при ЦК КПСС, получив высшее политическое образование. В то же время нормального классического образования у Андрея Урупхеевича не было!
Поэтому в образованной среде сам Модогоев с подачи Филиппова слыл «неучем» и очень на это обижался. Расширение сети учебных и научно-исследовательских институтов, как академических (системы АН СССР, ВАСХНИЛ), так и ведомственных, Андрей Урупхеевич рассматривал как увеличение числа «бездельников», «смутьянов», вставляющих палки в колеса ему, «человеку дела». А создание в Бурятии университета, по его мнению, увеличивало бы авторитет не самого Модогоева, а его соперников из образованной среды - сначала Василия Родионовича Филиппова, а затем Маркса Васильевича Мохосоева.
Кроме того, одно из убеждений Андрея Урупхеевича Модогоева заключалось в том, что в вузах следовало бы готовить в первую очередь «исполнителей» – инженеров, агрономов, специалистов для учреждений образования и культуры, а не «идеологов» - ученых-исследователей, философов, обществоведов-историков, теоретиков в области естественных наук. Для подготовки «идеологов», по его мнению, было достаточно обучения в Высшей комсомольской школе (ВКШ) при ЦК ВЛКСМ или в Высшей партийной школе (ВПШ) и Академии общественных наук при ЦК КПСС.
Может быть, ему подсказывал кто-то из его окружения, мол, «шибко умных нам не надо». Это заблуждение было довольно широко распространено в партийной и управленческой среде в те годы. Я помню, мне самому не раз приходилось это слышать.
Когда я был деканом факультета, то фактически насильно заставлял людей поступать в аспирантуру. И один «мудрый» бывший партийный деятель мне как-то сказал, мол, Степан Владимирович, ты не правильно поступаешь. Почему это? Себе же конкурентов готовишь! Я тогда ответил товарищу так. Ну, хорошо они приедут остепененные, но это для меня же будет полезно. У факультета будет больше авторитета, да и мне самому придется докторскую защищать, чтобы на месте не стоять! Посмеялись, но я это запомнил. Оказывается, партийные всегда боялись отправлять людей на учебу, чтобы не растить себе конкурентов. И у Модогоева этот «пунктик» был.
Потому он и не нашел общего языка с Филипповым по вопросу об организации в Улан-Удэ университета. К тому же здесь был еще и личностный аспект, касающийся отношений «ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак». Андрея Урупхеевича, видимо, задевало то, что создание университета на базе пединститута было не его идеей, не его личным проектом, а всего лишь тем, с чем он соглашается или чему уступает. И это ему сильно не нравилось…
В общем, в 60-70-е годы мы пропустили четвертую волну (она же вторая «советская» волна) открытия университетов в России. В 1974-1993 годах университеты в России не открывались, а в Бурятии при новом руководителе республики Анатолии Михайловиче Белякове, который занял пост первого секретаря Бурятского обкома партии в 1984 году, такой вопрос вообще не поднимался. Сам Беляков был настолько далек от этой проблемы, что, возможно, даже не смог бы понять, зачем вообще нужен Бурятии университет.
И получилось так, что классический университет был открыт в Улан-Удэ на последней, пятой волне открытия университетов, которую можно назвать «II демократической». Она началась в 1993 году созданием Адыгейского, Горно-Алтайского, Пензенского и Новгородского университетов и завершилась в 2017 году, когда были открыты два университета - Приамурский (в Биробиджане Еврейской АО) и Комсомольский-на-Амуре. Причем, Комсомольский-на-Амуре университет стал вторым в Хабаровском крае после Тихоокеанского университета, который был открыт в Хабаровске в 2005 году.
Всего на этой последней волне создали 44 российских университета. В тех регионах, где не смогли этого сделать в советское время. Из всех региональных центров нет университетов сегодня только в Анадыре (Чукотский АО), Салехарде (Ямало-Ненецкий АО и Нарьян-Маре (Ненецкий АО). Из четырех автономных округов университет есть только в Ханты-Мансийске (Югорский, 2001).
Бурятский государственный университет был создан (не без проблем) указом президента РФ в один день с Тувинским университетом. 30 сентября 1995 года!
Любопытно, что в деле создания университетов Бурятию и Тыву опередили почти все новые республики, созданные в Российской Федерации из бывших автономных областей. Раньше нас были открыты Адыгейский, Горно-Алтайский (оба – 1993), Хакасский, и Ингушский (оба - 1994) университеты. Последним в республиках был организован Карачаево-Черкесский университет (2003).
Почему же идея создания университета в Бурятии встречала препятствия и после ухода Андрея Урупхеевича Модогоева от власти? Как относились к этому власти республики? Этот вопрос, на мой взгляд, давно требует обсуждения в открытом и откровенном диалоге между разными участниками этого процесса.
Справка
Об авторе: Степан Владимирович Калмыков - российский ученый, общественно-политический деятель, ректор БГПИ им. Банзарова (1993-1995), ректор БГУ (1995-2015), доктор педагогических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии образования (РАО), депутат Верховного Совета Бурятской АССР/ССР (1990-1994), Народного Хурала Республики Бурятия (1994-2018), почетный консул Республики Корея в Улан-Удэ, посланник культуры Монголии, советник Министра спорта Российской Федерации.